Основатель биотех-лаборатории Neiry — о том, сможет ли deep tech подарить человеку сверхспособности

Neiry создали в 2017 году как лабораторию при геймдев-студии для изучения перспективных методов управления в видеоиграх — поиска альтернативы использованию джойстика и клавиатуры с мышкой. Постепенно проект перерос в стартап со специализацией на разработках в области нейротехнологий. В 2020 году компания выпустила первые прототипы нейроустройств, которые считывают волны мозговой активности и затем конвертируют их в разные метрики, например стресса, усталости, концентрации. Уже в 2022 году они поступили в продажу. Сейчас Neiry лидирует в России по количеству выпускаемых ИТ-продуктов на базе нейротехнологий.

Александр рассказал Бизнес-секретам о применении нейротехнологий и их перспективах, о том, какие возможности дают продукты Neiry потребителям и бизнесу, насколько сложно пробиться в deep tech и что сделать, чтобы увеличить шансы на успех.

Чем занимается Neiry?
Чтобы проще объяснить, чем мы занимаемся, я провожу аналогию с bluetooth. Это сложная технология беспроводной связи, которая применяется в самых разных устройствах: от компьютерных мышек до мобильных телефонов. Наша технология основана на передаче информации из мозга в компьютер и, как и bluetooth, может быть встроена в огромный спектр продуктов.

Как вы определяете, что происходит в мозге, и для чего используете эту информацию?
Когда наш мозг работает, происходят физико-химические процессы, которые можно идентифицировать. Сначала мы считываем информацию с помощью электроэнцефалограммы, потом классифицируем полученные данные и находим те, которые могут быть использованы в наших продуктах. В итоге это дает возможность с помощью устройств определять и анализировать разные метрики, индивидуальные характеристики работы мозга человека и делать выводы о его состоянии: уровне стресса, усталости, концентрации, а также некоторых эмоциях.

Ваши разработки предполагают имплантацию микрочипов в тело человека?
Устройства, которые вставляют внутрь тела, называют инвазивными. Наши продукты предполагают использование неинвазивных нейроинтерфейсов. К примеру, у нас есть устройства, которые считывают информацию с помощью специальных датчиков. Эти датчики прикасаются к голове в тех местах, где находится головной мозг.

Вообще, неинвазивные методы анализа менее чувствительны, чем инвазивные. Мозг скрыт за несколькими слоями оболочек, за черепом и кожей, что затрудняет съем информации. Мы занимаемся неинвазивными методами, потому что они проще в применении, но будущее за инвазивными решениями — у них больше возможностей.

Приведите примеры продуктового применения ваших разработок.
С помощью наших разработок можно получать информацию о своем психоэмоциональном состоянии и контролировать его. У нас есть продукт Mind Tracker, на основе которого мы выпускаем устройства: наушники и повязки. Датчики этих устройств считывают информацию об активности мозга, а ПО расшифровывает ее в понятные человеку метрики. Можно увидеть, насколько ты вовлечен в задачу, расслаблен, устал или находишься в состоянии стресса, и корректировать свою занятость так, чтобы работать эффективнее и не скатываться в выгорание.

Еще один наш продукт — Индекс Н. Это программно-аппаратный комплекс, который применяется на производстве и других объектах повышенной опасности. Он позволяет контролировать состояние сотрудников на определенных должностях: диспетчеров, пилотов, операторов химических производств. Сейчас они проходят стандартный медицинский осмотр перед выходом на смену, но у человека может быть нормальное давление, а с точки зрения ментального самочувствия он непригоден к работе. Оснащение наушников, в которых работают люди, нашими сенсорами позволяет сигнализировать о рисках совершения ошибок, например, когда человек расфокусирован, испытывает усталость, — и таким образом предотвращать аварии.

Мы готовим к выпуску устройство для улучшения настроения, которое разработали с НМИЦ ПН им. В. М. Бехтерева — Neiry Buds+. Это первые в России портативные наушники-вкладыши со стимуляцией блуждающего нерва внутри ушного канала. Они предназначены для борьбы с бессонницей и тревожностью. После прохождения клинических испытаний их можно будет использовать для лечения депрессии и эпилепсии.

Продукт Neiry Brainy используется в профориентации. Система анализирует ответы на тесты и то, что происходит в мозге в процессе их прохождения, а потом дает рекомендации по сферам деятельности, к которым предрасположен человек с точки зрения нейрофизиологии. Сейчас этот продукт использует правительство Москвы в центрах «Моя карьера».

Также наши разработки применяют для глубокой персонализации контента. Сейчас музыкальные рекомендательные сервисы работают на основе анализа предпочтений пользователя: его кликов, лайков, дизлайков. Установка электродов, датчиков и сенсоров в наушники позволит персонализировать контент на более высоком уровне — физиологическом. Система сама будет понимать, что нравится пользователю, и переключать треки.

Платформу Neiry можно применять и в нейромаркетинге, чтобы анализировать, как менялась, например, концентрация внимания пользователя при просмотре контента, и с учетом этого формировать для него какие-то предложения. С помощью нейромаркетинга сейчас исследуют почти все сериалы и рекламу, которые снимают в России. Фокус-группа смотрит контент, а система показывает, в какой момент у людей пропала концентрация, когда было весело или страшно и совпало ли это с замыслом режиссера. Если результат неудовлетворительный, делают перемонтаж.

Если говорить о более глобальном применении нейротехнологий, какие возможности они предоставляют?
Нейротехнологии будут использовать для совершенствования здоровых людей: увеличения скорости реакции, создания новых органов чувств, интеграции нейросетей, того же ChatGPT, с мозгом, чтобы получать больше информации извне.

Сейчас с помощью нейротехнологий можно передавать информацию не только из мозга в компьютер, но и наоборот?
Тут важно разобраться в терминах. Передача информации в мозг — это стимуляция, искусственное возбуждение или торможение определенных зон с помощью электрической или магнитной энергии. Если считать это передачей информации, то такой процесс используется в медицине. Есть болезни, при которых для улучшения состояния вживляют электроды в мозг. Например, технологию глубокой стимуляции мозга, deep brain stimulation, используют для страдающих болезнью Паркинсона, эпилептиков, людей с некоторыми формами ОКР, при дистонии.

Инвазивные приборы устанавливают людям, которые не могут видеть или слышать. Отсутствие слуха — это уже полностью решенная задача, а в случае со зрением все сложнее. Объем информации, которая поступает в мозг с помощью сетчатки, очень большой, и технологии пока не позволяют передать ее полностью. Искусственная сетчатка дает изображение с небольшим количеством пикселей, есть разные нюансы, например, связанные с цветом.

Нейротехнологии используют для совершенствования памяти?
Пока нет возможности создавать искусственные хранилища данных для мозга, но уже есть решения, позволяющие обмениваться информацией с компьютером, у которого бесконечный объем памяти. Вообще, человечество приближается к более серьезной работе над повышением эффективности передачи информации из мозга в компьютер и наоборот, а также плотному взаимодействию с ИИ. Это позволит людям трансформироваться во что-то со сверхспособностями. Например, по одной из концепций, из Homo sapiens — в Homo sapiens superior. Это очень драйвящая лично меня тема, и вообще, втыкать электроды в мозг — это интересно.

С развитием нейротехнологий появляется много этических вопросов. Например, можно ли вмешиваться в природу человека, необходимо ли контролировать применение подобных устройств. Ведется ли какая-то работа по созданию нормативной базы нейроэтики?
Есть много фактических дилемм, которые связаны с нейроинтерфейсами. Например, нужно ли как-то обозначать человека со встроенным в мозг устройством, за счет которого у него есть доступ к данным интернета? Для таких людей вступительные экзамены в вуз теряют смысл, потому что можно без подготовки сдать любой тест на 100 баллов. Другая дилемма: должно ли государство обеспечивать социальными нейроимплантами малоимущих, чтобы улучшать качество их жизни, если большая часть населения будет иметь подобные устройства? Еще пример: как быть, если компания, которая установила вам имплант в голове, обанкротилась? Кто должен дальше обслуживать его, нужно ли страховать эти случаи, кто по страховке должен удалять имплант или заменять его на другой?

Мы задумались о том, как решать подобные дилеммы, и пригласили в команду философа, задача которого разработать проект концепции нейроэтики. В будущем такой проект может стать базой для нормативного документа, но мы не думаем о себе слишком много. Делаем это, чтобы помочь государству, и не полностью сами, а как минимум с третью участников индустрии — регулярно встречаемся, синхронизируемся, проводим дебаты.

При разработке концепции нейроэтики вы опираетесь на опыт других стран?
В любой задаче первым делом нужно проанализировать, что сделали другие. Поэтому мы посмотрели, что есть у Китая и Америки, а больше ничего стоящего внимания не нашли. Кстати, мы первые, кто перевел концепцию нейроэтики с китайского на русский. Все подобные документы в чем-то схожи, но есть и такое, что сложно представить у нас — в Китае, например, разрешены опыты на детях. Поэтому с чем-то мы согласились, от чего-то отказались, что-то добавили.

По вашим прогнозам, как скоро появится нормативная база нейроэтики?
На государственном уровне дискуссии на эту тему уже шли, и мы даже в них участвовали, но этот процесс займет несколько лет, что неплохо. Лучше подождать и выпустить зрелый документ, чем потом два десятка лет мучаться с ограничениями и ждать изменений.

Бизнес в deep tech сложнее других сфер?
Предпринимательство вообще дело непростое. В большинстве сфер бизнеса нужно находить пересечения между ценой продукта и ценностью для потребителя, организовывать операционный и кадровый процесс. В случае с deep tech, к которому относят нейротехнологии, нужно еще заниматься наукой и инженерной частью — это сложнее.

Думаю, мы поделили ниши, есть какие-то пересечения, но я бы не назвал это конкуренцией. Пока наша общая задача — растить рынок. В частности, за счет расширения территории работы — России и близлежащих стран недостаточно. Я считаю, что для развития более-менее крупного бизнеса нужно не меньше миллиарда потребителей. Чтобы их набрать, необходимо выходить на зарубежные рынки, но не каждый подходит. Например, продукты от выгорания неактуальны для Афганистана или Судана — там у людей другие проблемы.

Есть ли у Neiry какие-то разработки, которые не пригодились, продукты, которые не вышли в продажу и уже никогда не выйдут?
Предприниматель, который говорит, что не совершал ошибок, — лжец. Мы тоже ошибались, но учитывая, что Neiry пока жив, у нас промахов было меньше, чем у тех, кто уже не работает. В нашем офисе сейчас ремонтируют туалет. Я вспомнил, что у нас много кода, на который мы потратили кучу денег и ни разу не использовали, — и попросил его нанести на стены туалета, чтобы хоть где-то он пригодился. Это тысячи строк, которые были написаны для продукта, обреченного на провал с самого начала.

В продуктах, которые вы выпускаете на рынок, приходилось что-то исправлять, дорабатывать?
Есть хорошая фраза: «Если вам не стыдно за первую версию продукта, вы запустились слишком поздно». Пока одна компания совершенствует свой продукт, другая выпустит что-то аналогичное и займет нишу.

Сколько времени занимает выпуск продукта в deep tech?
Deep tech с английского — это глубокие технологии. Чтобы выпустить такой продукт, нужен научно-технологический фундамент, на базе которого будет происходить разработка. Мы добежали до продукта за четыре года с момента основания стартапа — это хороший результат, который стал возможен только благодаря тому, что мы в России. Если бы у нас не было научно-технологического задела, сформированного еще с советских времен, я бы сейчас рассказывал, почему умер стартап Neiry.

Когда мы выбирали партнеров по инженерной части, опирались на то, что нам нужна рабочая дешевая технологическая база без продуктовых ограничений. У кого-то она была дорогая, как у американцев, у кого-то — просто плохого качества. Одним из промежуточных вариантов продукта был рабочий, недорогой, но с ограничениями — чтобы использовать наши наушники, нужно было смазывать голову гелем для лучшего сигнала, как это делают при УЗИ. Вряд ли человек, который решил послушать музыку, станет смазывать голову гелем, чтобы сигнал был лучше. Из всего мира отобрали два варианта: ребят из Сингапура и Таганрога.

По вашему мнению, выгоднее развивать deep-tech-бизнес в России, чем в других странах?
Считаю, что для бизнеса в deep tech Россия — выгодная территория. Кроме большого научно-технологического задела у нас более низкие зарплаты — это же бальзам на душу предпринимателя. У нас есть люди, они такие же классные, как у всех, но стоят в 5—10 раз дешевле, и главное — они вообще есть.

Какое-то время у нас была команда в Калифорнии, и ее содержание обходилось гораздо дороже, чем в России. Есть кейс моего приятеля, который решил релоцировать инженерный бизнес на Кипр. В итоге он даже сборщиков на линию привозил из России — молодых парней, которые просто крутили гайки и паяли. С учеными еще тяжелее: на Кипре их практически нет, а даже если найти, то остается проблема языкового и культурного барьеров. Преодолевать ее сложно и дорого.

Мы воспользовались помощью государства на первых этапах. Нас нашли скауты программы «Национальная технологическая инициатива», которая инвестировала в Neiry около полумиллиарда рублей. Еще примерно 300 млн внесли фонд «Восход» и различные физлица — сейчас у нас порядка 50 инвесторов.

Не было страшно использовать государственные средства?
Бытует мнение, что если ты прикоснешься к государственным деньгам, тебя посадят, а если еще не посадили, то посадят завтра. Когда нам выделили средства, многие говорили: «Саша, как так, взял полмиллиарда!» Во-первых, желательно не воровать деньги государства. Во-вторых, надо изучить судебную практику — посмотреть, сколько людей взяли деньги и сколько из них сели, а потом узнать, за что они сели, иногда бывает очень смешно, когда узнаешь причину.

Нужно быть готовым к тому, чтобы строить работу с государством — там свои сложности, бюрократия. Если нет команды, которая возьмет на себя этот удар — будет отвечать на сотни уточняющих вопросов, готовить тысячи страниц отчетов, — придется тяжело. Можно взять в помощь специальных агентов, которые занимаются оказанием услуг по написанию документации, составлению отчетности, — это облегчит работу с государством.

На каком этапе разработок вы советуете обращаться к государственным фондам для инвестиций?
Вначале понадобятся свои деньги, чтобы оценить пользу своего продукта, нишу, рынок, пообщаться с учеными и понять, в состоянии ли ты их нанять. У меня на это ушел, наверное, миллион долларов. Дальше нужно идти к государству, к любому, какое милее. Выбор не очень большой, штук пять — у остальных нет таких сумм. Но еще нужно подумать, даст ли тебе другая страна денег. Например, в случае с США основной инвестор — это фонд армии. Не уверен, что сейчас даже релоцированному русскому дадут заниматься deep tech в Америке.

Потом, когда будут деньги, я рекомендую привлечь ответственных и опытных людей, чтобы делать всю документально-отчетную работу и управлять рисками. После — идти к другим инвесторам, которые смогут вложиться в ваш проект.

Фотограф: Валерия Шустер