Олег — основатель «Истринской сыроварни». Компания производит и продает молочные продукты: сыры, йогурты, молоко. Главный источник сбыта — свои торговые точки и кафе. Годовой оборот — 1,2 миллиарда рублей.
Олег учился в аграрном вузе на зооинженера, но бросил его на первом курсе. Сперва работал на плавильном заводе, но быстро понял, что это вредно для здоровья и не перспективно. Переехал в Москву и начал работать в ИТ-сфере: сисадмином и разработчиком сайтов. Спустя пару лет открыл агентство по разработке и оптимизации сайтов.
Когда в 2014 году Россия ввела продовольственное эмбарго, началось импортозамещение. Олег вспомнил, что всегда мечтал о сыроварне, и начал действовать. Сперва продал свои активы: квартиру за 3,5 млн рублей, машину — за 2 млн рублей, ИТ-компанию — за 2 млн рублей. Достал свои накопления — 3 млн рублей. Занял 6 млн рублей у друзей. Всего получилось собрать 16,5 млн рублей.
Всех этих денег не хватало, чтобы купить землю в идеальном месте — в Истринском районе. Он хорош тем, что находится близко к Москве, рядом стоит Новоиерусалимский музей, а на его территории живут платежеспособные люди. Подходящий участок стоил 40 млн рублей. Олег пошел к главе района. Показал проект, по которому собирался строить, и сказал: «Денег на землю нет, но есть деньги на строительство сыроварни». В итоге ему дали в аренду 46 гектаров — каждый год он платит за них по 8000 ₽.
В 2015 году сыроварня открылась, а спустя пару лет ее сыр начали признавать европейские конкуренты. В 2019 году сыроварня получила бронзовую медаль на чемпионате мира сыроварения. А на петербургском форуме немецкие и швейцарские сыровары не смогли отличить истринский сыр от европейского.
Мы спросили у Олега Сироты, как он открывал сыроварню: сколько нужно денег, на что он потратился, где искать команду, поставщиков и оборудование. Интервью подготовлено при участии Светланы Пинчук.
О том, как устроен бизнес
Расскажите, на чем именно вы зарабатываете?
У нас есть сыроварня, розничная сеть, ферма и кафе с экскурсиями.
Сыроварня. Мы производим твердые сыры, йогурты, молоко. Хотим производить творог и масло, но пока у нас не хватает помещений, денег, оборотов и организаторских способностей. Производство идет на сыроварне. Мы перерабатываем 30—40 тонн молока. Я надеюсь, что выйдем за ближайшие полгода на 45 тонн и пойдем открывать новые точки.
Розничная сеть. 90% продукции продается в нашей сбытовой сети. Это порядка сотни прилавков на рынках и маленьких магазинчиков. Изначально мы открывали прилавки на рынках, чтобы продавать продукцию, но потом рынки стали кончаться. Мы стали участвовать в межрегиональных ярмарках и в Москве торговать. Стали открывать такие маленькие магазинчики с нашей продукцией и от маленьких фермеров. Это прямо отдельный бизнес.
Ферма. Наша маленькая ферма дает мало молока, но зато привлекает много туристов. В Минсельхозе даже шутят, что это контактный зоопарк с коровами. Летом на сыроварню приходит полторы тысячи человек в день. Из-за такой посещаемости коровы вообще могут молока не давать, а просто ходить туда-сюда и уже будут окупаться.
Ферма нам нужна и для того, чтобы научиться с ней работать и начать производство молока. Оно нам нужно в качестве сырья для сыра. Проблема в том, что на рынке пока не хватает молока нужного качества.
В этом году молоко рекордно выросло в цене: с 36 до 46 ₽ за литр. Это колоссальный рост: мы даже подняли цену на сыр на 100 ₽.
Кафе и экскурсии. У нас есть бесплатные экскурсии: бесплатно для одиночек, а за автобус мы берем деньги. Люди приезжают на экскурсии и заходят поесть в кафе на сыроварне. У нас работает восемь экскурсоводов. Они укрепляют наш бренд. В Швейцарии также работают с Грюйером: люди приехали, посмотрели, купили сыр и всю жизнь думают, что его там сварили. У нас то же самое, но мы-то действительно продаем свой сыр и ничего не перепаковываем.
Зачем вы проводите экскурсии?
Это случайно. Как-то раз после телеэфира приехало много людей за продуктами в выходные. Я разливал йогурт двумя руками — тогда даже машин для розлива не было. Снег идет, машины стоят. Сыров немного — мы продали все минут за сорок. Еще часа полтора торговали йогуртом, а люди все ехали.
Когда все продукты кончились, меня коллега по плечу хлопнул: «Шеф, это к тебе приехали, иди, с людьми поговори». Меня выталкивают из сыроварни, и я иду с людьми говорить. Жаль было отпускать людей ни с чем. Надо хоть экскурсию провести. Я стал что-то рассказывать, что знал: про сыры, про историю сыроварения. На вторые выходные было все то же самое.
Потихонечку люди стали приезжать за сыром и на экскурсии, чтобы посмотреть, как у нас все устроено. Пока проводил экскурсии по восемь часов, я запомнил в лицо первые две тысячи клиентов. Моя сестра Женька уволилась из театра и с радио, стала эти экскурсии проводить, когда я сам больше не мог. В итоге она набрала себе кучу экскурсоводов, и дело пошло.
Что больше всего влияет на рентабельность бизнеса?
Общая инфляция, налоги. Цена топлива влияет, но в основном на стоимость зерна. А от стоимости зерна в сельском хозяйстве все рассчитывается. Получается, от топлива — зерно, от зерна — корма, от кормов — молоко, от молока — ветпрепараты.
Об открытии сыроварни
Сколько денег нужно для открытия сыровани?
Разброс бесконечный. Можно начать стартап с пятью тысячами рублей: купить кастрюлю, марлю и молоко. А можно сразу строить большие заводы на 15 млрд.
Я в 2016 году планировал потратить 6 млн рублей на сыроварню. Но я забыл принцип числа «П»: нужно посчитать все затраты, пересчитать, все взвесить, а потом все умножить на число «П». В итоге у меня получился 21 млн рублей. Было сложно. Все деньги бухнул. Продал квартиру, машину, ИТ-компанию.
Часть денег собрали краудфандингом — миллионов шесть. Это, наверное, самое крутое событие в жизни. Восемьсот человек поучаствовали в сборе денег. Мы эти деньги реально влили в бизнес. Без них бы не смогли. Фамилии всех, кто дождался сыра, висят на стенах сыроварни. Некоторые люди ждали его год. Мы всем сильно благодарны.
Чтобы построить коровник и новый корпус сыроварни, собрал грантов на 53 млн рублей через программы господдержки. 18 млн рублей на коровник получил по программе Минсельхоза, а 35 млн рублей на новый корпус сыроварни — по программе губернатора Подмосковья.
Зачем вы открыли сыроварню?
Одно из самых сильных впечатлений моей юности — гибель русской деревни. Я помогал хоронить незахороненных солдат Великой Отечественной войны. Для этого я ездил по Тверской области, Ржеву, Зубцову. Там меня поразили не торчащие из земли сапоги, каски, черепа, а гибель русской деревни.
Гибель началась с того, что компания Danone купила сырзавод и закрыла его. Впоследствии и переработка молока закрылась: его перестали принимать, и его стало некуда девать. В течение года закрылись десять ферм, а в течение двух лет в округе вымерло сорок деревень.
До закрытия сырзавода в деревнях было все, чтобы нормально жить: ДК, школы, автобусы. Ты приходишь к деду, пьешь чай, разговариваешь. Знаете, наш деревенский дед, он все знает про жизнь, он тебе рассказывает, как устроен мир: Госдеп, не Госдеп — вообще все знает.
Через два года ты туда приезжаешь, а там экономическая катастрофа. В деревнях с газом люди остались, а там, где газа не было, — уехали. Это страшное зрелище. Ты заходишь в деревню, заходишь в избу, где ты с дедом чай пил, а там никого нет. Стоит только засохшая каша на столе, и лук висит. Одежда, документы, деньги, бензопила «Дружба» — все есть, а людей нет. Хлопают ставни. Ни кошки, ни курицы, ничего нет.
Я мечтал все изменить: открыть ферму или сыроварню.
В 2014 году мой брат уехал добровольцем в Крым. Вернулся с медалью за то, что присоединил Крым к России. Я стал переживать за то, что я для страны ничего хорошего не сделал.
Я уехал в Питер на велике. Велосипед — крутая штука, чтобы подумать о чем-то. Пока ехал, я смотрел на заброшенные поля. У меня щемило сердце, что мы ничего не делаем. Я уже несколько раз хотел купить землю, но не срасталось.
Где-то в районе Новгорода я заглянул в кафе позавтракать и узнал из новостей, что ввели продуктовые контрсанкции. И я поверить не мог. Я себе тыкал прямо зубочисткой в ногу, что такого же не может быть! Даже на самых консервативных экономических форумах такого вообще никто не обсуждал. Я понял, что нужно что-то делать.
Как вы научились производить сыр?
Я не умел варить сыр от слова «совсем». Мог какой-то очень свежий сделать. Стал изучать фермерские хозяйства и сыроварни: смотрел производства и общался с работниками и владельцами. Как говорил великий Б. Ю. Александров, «когда ты чего-то делаешь, куда-то идешь, тебе рано или поздно начнет везти».
Я нашел хорошего технолога. Он был в странном месте — в паблике «Антимайдан». Я там написал, что хочу в ответ на санкции открыть сыроварню. Я получил отклик от одного нашего соотечественника, который последние 20 лет жил в Германии, работал сыроваром и преподавателем в немецком ПТУ. Он сказал, что хочет вернуться в Россию и варить сыры.
Мы с ним встретились. Я до сих пор не помню, чего я ему наговорил, но он собрал вещи и улетел со мной. Когда открыл стартап и продал все, что у меня было, все пошло не так, как я планировал. Мы с технологом стали жить в бытовках. Так было первые два года. Сейчас у него все хорошо: дом на Рублевке, хорошие доходы. Я ему признателен за то, что он меня поддержал.
Как собирали команду для сыроварни?
У нас работают 400 человек — это вместе с продавцами в магазинах и офисами в Москве и на сыроварне.
В команде есть проблемы. Большинство работает без высшего образования:
- у меня самого восемь классов сельской школы: я по-честному отходил, а дальше не особо-то и посещал ее;
- наш руководитель торговой сети — неполучившийся юрист;
- руководитель производства — просто технолог по сыру, который хоть где-то учился;
- гендиректор предприятия — это чувак, который был охранником в магазине антиквариата;
- руководитель техслужбы, фермы и всего сельскохозяйственного бизнеса — бывший водитель маршрутки.
У нас проблема с управленческими скилами и с ростом: мы растем над собой, но периодически нам плохо становится, потому что мы не можем справиться. У кого-то начинаются панические атаки или еще что-то. Мы учимся, бизнес-тренеров приглашаем, чтобы хотя бы совещания научили проводить и протоколы вести. Я думаю, что вы-то это проходили, а для нас это ново.
Когда появились деньги, мы стали нанимать на операционку квалифицированных специалистов. Теперь нам помогают разбираться в управленческом процессе.
Как нашли ключевых сотрудников?
Про наем финдиректора отдельная история есть. Она произошла, когда я жил в бытовке. У меня денег не было совсем, оборотки не хватает. Я пытался получить первый кредит в Россельхозбанке.
В банке у меня просили документы, которых в принципе не может быть. Какие-то залоги просили собрать, чего-то еще делать. Я пытался собрать документы, но у меня голову рвет. Они все говорят: «Давай, мы тебе хотим дать деньги, только документы пришли». А я думаю, они надо мной издеваются. У них там бумага где-то лежит — Сироте не давать ни в коем случае оборотку.
Пока я рвал волосы на голове, ко мне подошел наш мужик по имени Дима. Он ходил в дешевых войлочных ботинках «прощай, молодость» и в обвисшей кожаной куртке прямиком из 90-х. Кур каких-то в домике разводил. В первый раз он пришел к нам и предложил возить йогурты. Я говорю: «Хорошо, Дим, развози, только смотри, не бухай!»
И вот я рву на себе волосы. Дима ко мне подходит и говорит:
— Слушай, Олег Александрович, давай я вам помогу документы собрать?
— Дима, ты же наш, деревенский. Какие, в жопу, документы? Ты чего!
— Да блин, я вам сейчас все сделаю.
— Как?
— Понимаете, это я сейчас в деревне кур развожу. А так я 15 лет своей жизни отдал обнальному банку. У него отобрали лицензию, меня никуда на работу больше не берут. Я впал в депрессию и уехал в деревню, живу тут два года. Сейчас из нее вышел, давайте я вам помогу.
Дима собрал такой пакет документов, что в банке сразу сказали: «Олег Александрович, ну можете же, когда хотите. С этого надо было начинать».
Теперь Дима финпоток делает, финансовый план, аналитику с документами готовит, разговаривает с банком. Он стал за меня подписываться. Теперь в банке его подпись считается правильной. Когда я подписываю документы, служба безопасности не пропускает. Я ему доверяю, мы уже лет шесть вместе работаем.
Иногда его надо оттаскивать, когда какая-то субсидия выходит, а ему документы надо подготовить. У нас была кооперативная субсидия. А там в положении было написано, что там очень легко украсть. И Дима сидит такой: «Блин, сейчас у меня еще одна судимость будет! Как же они так написали, тут же все украдут».
Есть и другие истории. К нам одна девушка устроилась руководителем аппарата. Она работала финдиректором в крупной иностранной консалтинговой компании. Говорит, выгорела, устала ездить в Москву. Она согласилась на зарплату в три раза ниже. Говорит, давайте я буду у вас техническим секретарем работать и буду жить здесь за городом. Она у нас работу HR-направления перестраивает. Это нам много дает. Она работала в консалтинге, и она знает, как настроить процессы на растущем предприятии.
Почему в России много маленьких производителей сыра?
Маленькое ремесленное сыроварение зародилось, потому что в сыре есть такой нюанс: чем меньше производство сыра, тем сыр интереснее и качественнее. На большом заводе никогда не сделать тот сыр, который варится дольше, чем в кастрюле. Насосы, перекачки, химия — все, что есть на крупных производствах, работает на то, чтобы уменьшить потери и получить больше прибыли.
Маленьким производителям интереснее работать — они могут получить вкусный и дорогой сыр. В Европе тоже есть сегмент качественных сыров. Крупные заводы не могут до него добраться. Они не могут сделать качественный сыр — это сложно.
Чемпионат мира по сырам всегда выигрывают небольшие производители. Крупняк на моей памяти ни разу не выигрывал. Недавно в Россию первый раз приехала золотая медаль по твердым сырам. Эта медаль моих земляков из Королева — это в Подмосковье. Там три человека работают: муж, жена и сын. Мужа зовут Славка, я ему помог открыть сыроварню.
Я встретил Славу, когда ехал покупать быка шесть лет назад. Он докопался до меня на заправке, как пьяный до радио. Я тогда еще не умел людей с руки стряхивать, мол, мне позвонили из правительства, я побежал. Тогда совесть еще была, а мужик не прямо на руке висит.
Говорит: «Ты — Олег Сирота, я тебя читаю во „ВКонтакте“. Расскажи, как сыр варить». Мне деваться некуда: «Давай, с тобой будем кофе пить». Я ему рассказываю, но приукрасил малек, что сыр будет, туда-сюда, бабло, — вот так все будет. Чего-то меня понесло тогда. И он такой встает из-за стола:
«„О, я закрываю строительный бизнес, продаю две квартиры в Москве и строю сыроварню“. Я говорю: „Мужик, ты это, хорош, сядь обратно! Там не так все сладко как бы. Я два года в бытовке живу, прекрати“».
Он говорит: «Нет, я решил, у меня инфаркт был, я строитель, я устал, хочу заниматься сельским хозяйством». Теперь Славка из Королева строит ферму в Сергиевом Посаде и большую сыроварню. Ему тоже бесплатно выделили землю.
Мы готовы у Т-Банк отбить кадры и привлечь в сельское хозяйство. Если кто-то придет с нормальным проектом, мы готовы помочь. Минсельхоз Московской области подберут и выделят вам землю, если вы их убедите, что вы запустите свой проект.
Мы можем найти землю под стартапы в Московской области. Это реально, но не быстро — где-то за полгодика, а за годик можно разгрестись и запустить стартап. Например, в Истринском районе я три раза находил землю. Недавно мы сорок гектаров нашли и еще для сыровара десять.
О поиске поставщиков и сотрудников
Как находите поставщиков сырья?
Мы сильно зависим от качества сырья: если нам поставят плохое молоко, будет плохой сыр. Мы из-за этого чуть не обанкротились в первый год.
Иногда сам езжу по фермам, когда подпирает. Смотрю, как там коровки, как у них дела, как настроение, чтобы порядок был. А так — у нас есть сотрудники под эти задачи. Одна женщина пришла к нам лаборантом, проявила свою волю, и мы с ней сначала поездили по фермам, а потом она стала сама их подыскивать. Теперь она ездит, берет пробы и проверяет с помощью лаборатории.
Вы собирались открыть курсы для технологов-сыроваров. Зачем вам это нужно и что получилось из этой затеи?
Пока что это моя мечта. Мне нужно заработать столько денег, чтобы я мог открыть ПТУ — нормальное профтехучилище, как в Германии. Хочу, чтобы там учили пекарей, сыроваров, технологов. Нужно именно практическое индивидуальное обучение: три дня учатся за партой, три дня работают на производстве. Через два-три года оттуда будут выходить подготовленные специалисты.
У нас профтехобразование умерло. Остались только какие-то ПТУ при больших заводах. Я считаю, что его недофинансировали: в 90-х годах оно было даже не на балансе регионов, а на балансе Федерации.
Я пытаюсь изменить систему образования: мы пишем программы, встречаемся с федеральными чиновниками, с министрами.
«Я читаю программу, а там жесть. Зачем моему трактористу изучать астрономию? Вот зачем? Зачем ему 480 часов философии?»
Ко мне приходят трактористы и механики, которые не могут отличить двигатель внутреннего сгорания бензиновый от дизельного. Это просто жесть. Если тракторист захочет познакомиться с профессией, ему придется делать это самому. Здесь нужно все менять. Я хочу ПТУ и чтобы они через 10—15 лет были у нас.
У меня средний возраст техслужбы 48 лет — это катастрофа для предприятия. Сотрудники стареют и умирают. Мне нужно, чтобы молодежь к нам приходила любой ценой. Мы пытаемся их привлечь.
Когда дети ко мне приходят летом на практику, они получают полторы тысячи в день. Они не такие успешные, как узбеки, которые эффективнее и дешевле в пересчете на час обходятся. Но дети нам нужны, потому что кто-то из них придет к нам. Есть у меня одна история об одном сотруднике.
К нам пришел пацан на практику. В это время швейцарцы запускали сырного робота. Пацан потыкал робота, и мы увидели, что он может поддерживать его работу и без швейцарцев. Выяснилось, что он увлекается техникой: он ремонтировал сотовые телефоны у наших армян и разблокировал ворованные. Теперь он у нас робототехник. В свои 16 лет он обслуживает робота за миллион евро, получает 60 000 ₽, оплату ПТУ и квартиры.
С одной стороны, у нас есть практика и ребята, которые за год-два становятся сотрудниками. С другой стороны, у них нет нужной теоретической базы. А если мы говорим о нормальном подходе, нам нужно, чтобы они и теорию, и практику получали.
У нас хорошие продукты, неплохое сырье, есть покупательская способность, но у нас нет образовательных навыков. У нас отвратительные кадры. Мы пекарей нанимаем из Франции. С технологами у нас проблемы.
У нас нет проблем с деньгами. В цеху ребята получают в два раза больше, чем в офисе. Механизатор в Ростове получает 150 000—200 000 ₽ в сезон.
Обучение — самая большая дыра в корабле импортозамещения в нашей стране. Особенно она касается модернизации промышленности. Все остальное можно решить, залить деньгами. Это — нет, на это десятилетия могут уйти. И пока мы не преодолеем это, никакого серьезного промышленного роста у нас не будет.
Откуда берете оборудование для производства сыра?
Мы, например, покупаем оборудование в компании «Мистер Градус». Основатель — Костя Куцевол — изначально вообще изготавливал самогонные аппараты. Когда ввели санкции, он закупил оборудование для сыра и начал делать полные копии итальянского оборудования. Отличие одно — его оборудование дешевле раза в два.
Костя выкинул итальянское оборудование с рынка. Они с ним судились долго, но выиграть в Ярославском суде в условиях санкций у местного производителя оказалось просто невозможно. В итоге они стали у него покупать комплектующие. Теперь «Мистер Градус» вышел на 400 комплектов в год. У него там станки стоят по миллиону евро.
Иногда мы и покупаем что-то импортное, но его в России все равно будут доделывать. Есть машины, которые невыгодно в России покупать: сырных роботов, например. Их и делать невыгодно, потому что в России покупают одного-двух сырных роботов. У нас спрашивали в Минпромторге, мол, надо вам или не надо на российское производство. Мы сказали, что не нужно.
Мы вообще крутые по сельхозтехнике. Она уже на уровне иностранной. В пример можно привести комбайны Ростсельмаша с автопилотом. Я на них убирал еще пять или шесть лет назад. Трактор-робот уже тогда был на российском рынке. Сейчас они комплектуются.
Ростсельмаш — это пятый в мире производитель сельхозтехники. Большой завод, крупная компания. Ее можно сравнить с Mercedes или Chevrolet на автомобильном рынке. И таких много у нас. С одной стороны, все умерло в 90‑е годы, а это осталось. Государство приняло программу поддержки сельхозмашиностроения, оно развивается.
Рынок оборудования стал расти, но производителям не хватало ресурсов. Мы с 57 фермерами написали петицию в Минпромторг на имя министра промышленности Дениса Мантурова. Попросили дать денег производителям техники на поддержку и на НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Денис Валентинович чуть не плакал, когда читал: «30 лет с советского времени не приходили письма от колхозников в Минпромторг». В итоге некоторым производителям дали деньги. Теперь в России можно найти хорошее оборудование до пяти тонн за одну загрузку.
О каналах продаж
Какой канал продаж эффективнее: в офлайне или в онлайне?
Я за офлайн-продажи. Давайте расскажу на примере фермерского маркетплейса «Ешь Деревенское». Он продает наш сыр. Когда своей доставки не было в Москве, он продавал на полтора миллиона в пандемию. Это не так много: прилавок на хорошем рынке в Москве дает больше. Например, точка на метро «Семеновская» — самая крутая точка в Москве на межрегиональной ярмарке. Один прилавок приносит нам в месяц от 600 000 до 2 700 000 ₽ выручки.
А в пандемию какой канал приносит больше?
На короткий момент продажи просели почти в два раза. Мы начали организовывать доставку. Во время острой фазы пандемии она месяца три-четыре хорошо качала: мы в разы увеличили объем поставок. Затем доставка перестала приносить много результатов и экономика перестала складываться. Мы решили, что не будем пока сильно тратиться на доставку и будем открывать точки, повышать их эффективность.
В следующем году или через год будем повышать эффективность каждой точки и прикручивать к ним доставку. То есть так же, как сейчас Ozon пытается с кем-то прикрутить доставку и развоз. Либо с ними, либо сами будем делать. Надо садиться считать будет.
Как считаете, маркетплейсы — хороший канал продаж для фермеров?
Пока я не знаю фермеров, которые в большом объеме отгружают через маркетплейс. Но тема перспективная, если говорить об Ozon, а не о фермерских маркетплейсах. Знаю пчеловодов из разных регионов, которые фигачат тоннами мед через маркетплейсы вроде Ozon.
Маркетплейсы пока еще не везде стреляют. Знаете, это как роботизация: где-то стреляет, а где-то не стреляет пока. Например, роботизация в доильном блоке пока неэффективная, а вот сырный робот — эффективный. В молочке и во фреше пока тяжеловато.
Если пофантазировать, маркетплейс может быть крутой точкой для продажи в личных подсобных хозяйствах. Например, кто делает иван-чай в Бурятии, не сможет продать на местном рынке, если не организует себе сбыт. Для них маркетплейсы — хороший выход.
Или взять бабушек, которые выращивают картошку и продают на обочине. Если мы придумаем, как сертифицировать эту бабушкину картошку и два гектара земли, она сможет продавать через маркетплейс, и мы так можем снизить цены на продукты в магазинах. Это разрушит монополию торговых сетей.
Пока мы не можем победить монополию торговых сетей — мафия бессмертна. Мы пытались много раз. Например, общались с федеральными министрами. Все бесполезно — у них бабки и лоббисты.
Советы из книг: как продвигать продукт и растить продажи
О новичках в сельском хозяйстве
Стоит ли начинать бизнес в сельском хозяйстве сейчас?
Надо смотреть ниши. По сырам — можно, но залезть тяжелее будет. Хорошая тема — рапс. Несколько лет ягоды были клевой темой — офигенная была рентабельность. По яблокам рентабельность хорошая — у нас не хватает яблок.
Минсельхоз кредитует под субсидированную ставку — под четыре процента реально взять. Есть и другая помощь: на ввод земли в оборот, гранты для маленьких компаний, чего-то еще можно получить.
Вообще, можно в России заниматься бизнесом или нельзя? Это знаете как? Свинья грязь найдет. Если ты нормальный предприниматель, ты найдешь, как заработать. А если это не твое, то ты этого не сделаешь. Можешь работать где-нибудь в банке, если не твоя тема.
Я вот не умею ни рисовать, ни писать, ни петь. А вот бизнесом я умею заниматься.
С какими проблемами сталкиваются начинающие сыровары без больших ресурсов?
Новичкам сложно, потому что наша страна сшита и сделана для крупного бизнеса. Малому бизнесу трудно развиваться, несмотря на попытки, ужимки, совещания в правительстве.
СанПиН. Все наши СанПиН сделаны для крупного бизнеса. Маленький бизнес не может выполнить СанПиН. Даже наша сыроварня не может выполнить наши СанПиН. Меня могут закрыть, потому что я никогда не смогу его выполнить. Он так написан, что это технически невозможно.
Маркировка. Работать стало сложнее, потому что появилась еще и маркировка к молочной продукции. Мы должны каждый кусочек сыра, каждую банку йогурта в систему забить. Алишер Усманов разработал систему маркировки «Честный знак». Она теперь стоит 20 млрд. Это база данных. Мы все платим 50 копеек туда с каждой банки йогурта, чтобы на ней появилась маркировка.
С какими проблемами столкнулись из-за введения маркировки?
Мы обратились к министру Денису Валентиновичу. После этого маркировку молочной продукции перенесли на год. Нас маркировка коснулась, но не сильно.
Крупный бизнес худо-бедно справляется с маркировкой. У них стоят модные ERP, 1C, базы данных, оборудование. А по малому бизнесу маркировка катком ездит.
Я знаю небольших фермеров, которые сейчас работают с «Честным знаком». У них виснет все это: интернет, соединение с базами, периодически сама база — она сырая, вот и падает.
Даже предприятия закрываются из-за этого. Все говорят:
«Что, еще и маркировка? Да ну вас в баню с вашим этим бизнесом, я пойду таксистом работать».
Когда в компании два-три человека, как у Славки в Королеве, тебе надо все промаркировать, в базу забить и отправить. Эта маркировка для малого бизнеса в нашей отрасли — колоссальная проблема.
Самые большие проблемы у тех, кто работает в 1C и пытается ее законнектить с «Честным знаком». У нас была некая 1C, но чуть сложнее, чем обычно. Там была проблема с интеграцией и проблемы с выходом кодов.
Маркировка нужна, только чтобы бороться с контрафактом. Тему изначально притащили шубники — у них проблема с нелегальным ввозом шуб. Им это выгодно.
Для нас в маркировке нет смысла. Прослеживаться она не дает — прослеживаемость по молочной продукции дает госсистема «Меркурий»: государство и так видит, сколько молока мы приняли, сколько продукции выпустили и куда отправили.
Каким должен быть предприниматель, чтобы его предприятие было успешным?
Я не знаю, какие качества нужны. Сидеть и придумывать, как из букв «ж», «о», «п», «а» составить слово «счастье». Я вот постоянно занимаюсь этим.
Наверное, нужно быть авантюристом, но не отмороженным. Уметь рисковать и понимать, что ты иногда можешь проваливаться. Только этим заниматься и больше ничем. И надо жертвовать много чем.
Когда падаешь, пытаться встать и подняться. Это тяжело. Многие проходят через банкротство, у многих чего-то не получается. У меня вот первый бизнес не вышел. Помню, взял 15 тысяч долларов в долг и отдавал их потом. Так бывает.
Не можешь ползти — хотя бы по направлению к мечте ложись. Просто стараться, долбить, смотреть. Искать варианты! Искать. Думаешь: сейчас вот так крутим, потом вот эдак сделаем. Нужно думать, как это сделать. Искать ниши, контакты. Договариваться со всеми.
Спасибо за статью! Сирота — личность известная в кругах сыроваров, его опыт очень интересен. Поддерживаю выбор Олега по оборудованию, сыроварни Казаро (это те же Мистер Градус) — топ! Не хуже европейских аналогов. Очень радует что в России появились такие производители, изготавливающие действительно качественное оборудование. И никакие санкции нам не страшны