Олег Сирота: как открыть сыроварню в России

Олег — основатель «Истринской сыроварни». Компания производит и продает молочные продукты: сыры, йогурты, молоко. Главный источник сбыта — свои торговые точки и кафе. Годовой оборот — 1,2 миллиарда рублей.

Олег учился в аграрном вузе на зооинженера, но бросил его на первом курсе. Сперва работал на плавильном заводе, но быстро понял, что это вредно для здоровья и не перспективно. Переехал в Москву и начал работать в ИТ-сфере: сисадмином и разработчиком сайтов. Спустя пару лет открыл агентство по разработке и оптимизации сайтов.

Когда в 2014 году Россия ввела продовольственное эмбарго, началось импортозамещение. Олег вспомнил, что всегда мечтал о сыроварне, и начал действовать. Сперва продал свои активы: квартиру за 3,5 млн рублей, машину — за 2 млн рублей, ИТ-компанию — за 2 млн рублей. Достал свои накопления — 3 млн рублей. Занял 6 млн рублей у друзей. Всего получилось собрать 16,5 млн рублей.

В 2015 году сыроварня открылась, а спустя пару лет ее сыр начали признавать европейские конкуренты. В 2019 году сыроварня получила бронзовую медаль на чемпионате мира сыроварения. А на петербургском форуме немецкие и швейцарские сыровары не смогли отличить истринский сыр от европейского.

Мы спросили у Олега Сироты, как он открывал сыроварню: сколько нужно денег, на что он потратился, где искать команду, поставщиков и оборудование. Интервью подготовлено при участии Светланы Пинчук.

Расскажите, на чем именно вы зарабатываете?

У нас есть сыроварня, розничная сеть, ферма и кафе с экскурсиями.

Сыроварня. Мы производим твердые сыры, йогурты, молоко. Хотим производить творог и масло, но пока у нас не хватает помещений, денег, оборотов и организаторских способностей. Производство идет на сыроварне. Мы перерабатываем 30—40 тонн молока. Я надеюсь, что выйдем за ближайшие полгода на 45 тонн и пойдем открывать новые точки.

Розничная сеть. 90% продукции продается в нашей сбытовой сети. Это порядка сотни прилавков на рынках и маленьких магазинчиков. Изначально мы открывали прилавки на рынках, чтобы продавать продукцию, но потом рынки стали кончаться. Мы стали участвовать в межрегиональных ярмарках и в Москве торговать. Стали открывать такие маленькие магазинчики с нашей продукцией и от маленьких фермеров. Это прямо отдельный бизнес.

Ферма. Наша маленькая ферма дает мало молока, но зато привлекает много туристов. В Минсельхозе даже шутят, что это контактный зоопарк с коровами. Летом на сыроварню приходит полторы тысячи человек в день. Из-за такой посещаемости коровы вообще могут молока не давать, а просто ходить туда-сюда и уже будут окупаться.

Ферма нам нужна и для того, чтобы научиться с ней работать и начать производство молока. Оно нам нужно в качестве сырья для сыра. Проблема в том, что на рынке пока не хватает молока нужного качества.

В этом году молоко рекордно выросло в цене: с 36 до 46 ₽ за литр. Это колоссальный рост: мы даже подняли цену на сыр на 100 ₽.

Кафе и экскурсии. У нас есть бесплатные экскурсии: бесплатно для одиночек, а за автобус мы берем деньги. Люди приезжают на экскурсии и заходят поесть в кафе на сыроварне. У нас работает восемь экскурсоводов. Они укрепляют наш бренд. В Швейцарии также работают с Грюйером: люди приехали, посмотрели, купили сыр и всю жизнь думают, что его там сварили. У нас то же самое, но мы-то действительно продаем свой сыр и ничего не перепаковываем.

Зачем вы проводите экскурсии?

Это случайно. Как-то раз после телеэфира приехало много людей за продуктами в выходные. Я разливал йогурт двумя руками — тогда даже машин для розлива не было. Снег идет, машины стоят. Сыров немного — мы продали все минут за сорок. Еще часа полтора торговали йогуртом, а люди все ехали.

Когда все продукты кончились, меня коллега по плечу хлопнул: «Шеф, это к тебе приехали, иди, с людьми поговори». Меня выталкивают из сыроварни, и я иду с людьми говорить. Жаль было отпускать людей ни с чем. Надо хоть экскурсию провести. Я стал что-то рассказывать, что знал: про сыры, про историю сыроварения. На вторые выходные было все то же самое.

Потихонечку люди стали приезжать за сыром и на экскурсии, чтобы посмотреть, как у нас все устроено. Пока проводил экскурсии по восемь часов, я запомнил в лицо первые две тысячи клиентов. Моя сестра Женька уволилась из театра и с радио, стала эти экскурсии проводить, когда я сам больше не мог. В итоге она набрала себе кучу экскурсоводов, и дело пошло.

Что больше всего влияет на рентабельность бизнеса?

Общая инфляция, налоги. Цена топлива влияет, но в основном на стоимость зерна. А от стоимости зерна в сельском хозяйстве все рассчитывается. Получается, от топлива — зерно, от зерна — корма, от кормов — молоко, от молока — ветпрепараты.

Сколько денег нужно для открытия сыровани?

Разброс бесконечный. Можно начать стартап с пятью тысячами рублей: купить кастрюлю, марлю и молоко. А можно сразу строить большие заводы на 15 млрд.

Я в 2016 году планировал потратить 6 млн рублей на сыроварню. Но я забыл принцип числа «П»: нужно посчитать все затраты, пересчитать, все взвесить, а потом все умножить на число «П». В итоге у меня получился 21 млн рублей. Было сложно. Все деньги бухнул. Продал квартиру, машину, ИТ-компанию.

Часть денег собрали краудфандингом — миллионов шесть. Это, наверное, самое крутое событие в жизни. Восемьсот человек поучаствовали в сборе денег. Мы эти деньги реально влили в бизнес. Без них бы не смогли. Фамилии всех, кто дождался сыра, висят на стенах сыроварни. Некоторые люди ждали его год. Мы всем сильно благодарны.

Зачем вы открыли сыроварню?

Одно из самых сильных впечатлений моей юности — гибель русской деревни. Я помогал хоронить незахороненных солдат Великой Отечественной войны. Для этого я ездил по Тверской области, Ржеву, Зубцову. Там меня поразили не торчащие из земли сапоги, каски, черепа, а гибель русской деревни.

Гибель началась с того, что компания Danone купила сырзавод и закрыла его. Впоследствии и переработка молока закрылась: его перестали принимать, и его стало некуда девать. В течение года закрылись десять ферм, а в течение двух лет в округе вымерло сорок деревень.

До закрытия сырзавода в деревнях было все, чтобы нормально жить: ДК, школы, автобусы. Ты приходишь к деду, пьешь чай, разговариваешь. Знаете, наш деревенский дед, он все знает про жизнь, он тебе рассказывает, как устроен мир: Госдеп, не Госдеп — вообще все знает.

Через два года ты туда приезжаешь, а там экономическая катастрофа. В деревнях с газом люди остались, а там, где газа не было, — уехали. Это страшное зрелище. Ты заходишь в деревню, заходишь в избу, где ты с дедом чай пил, а там никого нет. Стоит только засохшая каша на столе, и лук висит. Одежда, документы, деньги, бензопила «Дружба» — все есть, а людей нет. Хлопают ставни. Ни кошки, ни курицы, ничего нет.

Я мечтал все изменить: открыть ферму или сыроварню.

В 2014 году мой брат уехал добровольцем в Крым. Вернулся с медалью за то, что присоединил Крым к России. Я стал переживать за то, что я для страны ничего хорошего не сделал.

Я уехал в Питер на велике. Велосипед — крутая штука, чтобы подумать о чем-то. Пока ехал, я смотрел на заброшенные поля. У меня щемило сердце, что мы ничего не делаем. Я уже несколько раз хотел купить землю, но не срасталось.

Где-то в районе Новгорода я заглянул в кафе позавтракать и узнал из новостей, что ввели продуктовые контрсанкции. И я поверить не мог. Я себе тыкал прямо зубочисткой в ногу, что такого же не может быть! Даже на самых консервативных экономических форумах такого вообще никто не обсуждал. Я понял, что нужно что-то делать.

Как вы научились производить сыр?

Я не умел варить сыр от слова «совсем». Мог какой-то очень свежий сделать. Стал изучать фермерские хозяйства и сыроварни: смотрел производства и общался с работниками и владельцами. Как говорил великий Б. Ю. Александров, «когда ты чего-то делаешь, куда-то идешь, тебе рано или поздно начнет везти».

Я нашел хорошего технолога. Он был в странном месте — в паблике «Антимайдан». Я там написал, что хочу в ответ на санкции открыть сыроварню. Я получил отклик от одного нашего соотечественника, который последние 20 лет жил в Германии, работал сыроваром и преподавателем в немецком ПТУ. Он сказал, что хочет вернуться в Россию и варить сыры.

Мы с ним встретились. Я до сих пор не помню, чего я ему наговорил, но он собрал вещи и улетел со мной. Когда открыл стартап и продал все, что у меня было, все пошло не так, как я планировал. Мы с технологом стали жить в бытовках. Так было первые два года. Сейчас у него все хорошо: дом на Рублевке, хорошие доходы. Я ему признателен за то, что он меня поддержал.

Как собирали команду для сыроварни?

У нас работают 400 человек — это вместе с продавцами в магазинах и офисами в Москве и на сыроварне.

В команде есть проблемы. Большинство работает без высшего образования:

У нас проблема с управленческими скилами и с ростом: мы растем над собой, но периодически нам плохо становится, потому что мы не можем справиться. У кого-то начинаются панические атаки или еще что-то. Мы учимся, бизнес-тренеров приглашаем, чтобы хотя бы совещания научили проводить и протоколы вести. Я думаю, что вы-то это проходили, а для нас это ново.

Когда появились деньги, мы стали нанимать на операционку квалифицированных специалистов. Теперь нам помогают разбираться в управленческом процессе.

Как нашли ключевых сотрудников?

Про наем финдиректора отдельная история есть. Она произошла, когда я жил в бытовке. У меня денег не было совсем, оборотки не хватает. Я пытался получить первый кредит в Россельхозбанке.

В банке у меня просили документы, которых в принципе не может быть. Какие-то залоги просили собрать, чего-то еще делать. Я пытался собрать документы, но у меня голову рвет. Они все говорят: «Давай, мы тебе хотим дать деньги, только документы пришли». А я думаю, они надо мной издеваются. У них там бумага где-то лежит — Сироте не давать ни в коем случае оборотку.

Пока я рвал волосы на голове, ко мне подошел наш мужик по имени Дима. Он ходил в дешевых войлочных ботинках «прощай, молодость» и в обвисшей кожаной куртке прямиком из 90-х. Кур каких-то в домике разводил. В первый раз он пришел к нам и предложил возить йогурты. Я говорю: «Хорошо, Дим, развози, только смотри, не бухай!»

И вот я рву на себе волосы. Дима ко мне подходит и говорит:

Дима собрал такой пакет документов, что в банке сразу сказали: «Олег Александрович, ну можете же, когда хотите. С этого надо было начинать».

Теперь Дима финпоток делает, финансовый план, аналитику с документами готовит, разговаривает с банком. Он стал за меня подписываться. Теперь в банке его подпись считается правильной. Когда я подписываю документы, служба безопасности не пропускает. Я ему доверяю, мы уже лет шесть вместе работаем.

Иногда его надо оттаскивать, когда какая-то субсидия выходит, а ему документы надо подготовить. У нас была кооперативная субсидия. А там в положении было написано, что там очень легко украсть. И Дима сидит такой: «Блин, сейчас у меня еще одна судимость будет! Как же они так написали, тут же все украдут».

Есть и другие истории. К нам одна девушка устроилась руководителем аппарата. Она работала финдиректором в крупной иностранной консалтинговой компании. Говорит, выгорела, устала ездить в Москву. Она согласилась на зарплату в три раза ниже. Говорит, давайте я буду у вас техническим секретарем работать и буду жить здесь за городом. Она у нас работу HR-направления перестраивает. Это нам много дает. Она работала в консалтинге, и она знает, как настроить процессы на растущем предприятии.

Почему в России много маленьких производителей сыра?

Маленькое ремесленное сыроварение зародилось, потому что в сыре есть такой нюанс: чем меньше производство сыра, тем сыр интереснее и качественнее. На большом заводе никогда не сделать тот сыр, который варится дольше, чем в кастрюле. Насосы, перекачки, химия — все, что есть на крупных производствах, работает на то, чтобы уменьшить потери и получить больше прибыли.

Маленьким производителям интереснее работать — они могут получить вкусный и дорогой сыр. В Европе тоже есть сегмент качественных сыров. Крупные заводы не могут до него добраться. Они не могут сделать качественный сыр — это сложно.

Чемпионат мира по сырам всегда выигрывают небольшие производители. Крупняк на моей памяти ни разу не выигрывал. Недавно в Россию первый раз приехала золотая медаль по твердым сырам. Эта медаль моих земляков из Королева — это в Подмосковье. Там три человека работают: муж, жена и сын. Мужа зовут Славка, я ему помог открыть сыроварню.

Я встретил Славу, когда ехал покупать быка шесть лет назад. Он докопался до меня на заправке, как пьяный до радио. Я тогда еще не умел людей с руки стряхивать, мол, мне позвонили из правительства, я побежал. Тогда совесть еще была, а мужик не прямо на руке висит.

Говорит: «Ты — Олег Сирота, я тебя читаю во „ВКонтакте“. Расскажи, как сыр варить». Мне деваться некуда: «Давай, с тобой будем кофе пить». Я ему рассказываю, но приукрасил малек, что сыр будет, туда-сюда, бабло, — вот так все будет. Чего-то меня понесло тогда. И он такой встает из-за стола:

Он говорит: «Нет, я решил, у меня инфаркт был, я строитель, я устал, хочу заниматься сельским хозяйством». Теперь Славка из Королева строит ферму в Сергиевом Посаде и большую сыроварню. Ему тоже бесплатно выделили землю.

Мы готовы у Т-Банк отбить кадры и привлечь в сельское хозяйство. Если кто-то придет с нормальным проектом, мы готовы помочь. Минсельхоз Московской области подберут и выделят вам землю, если вы их убедите, что вы запустите свой проект.

Мы можем найти землю под стартапы в Московской области. Это реально, но не быстро — где-то за полгодика, а за годик можно разгрестись и запустить стартап. Например, в Истринском районе я три раза находил землю. Недавно мы сорок гектаров нашли и еще для сыровара десять.

Как находите поставщиков сырья?

Мы сильно зависим от качества сырья: если нам поставят плохое молоко, будет плохой сыр. Мы из-за этого чуть не обанкротились в первый год.

Иногда сам езжу по фермам, когда подпирает. Смотрю, как там коровки, как у них дела, как настроение, чтобы порядок был. А так — у нас есть сотрудники под эти задачи. Одна женщина пришла к нам лаборантом, проявила свою волю, и мы с ней сначала поездили по фермам, а потом она стала сама их подыскивать. Теперь она ездит, берет пробы и проверяет с помощью лаборатории.

Вы собирались открыть курсы для технологов-сыроваров. Зачем вам это нужно и что получилось из этой затеи?

Пока что это моя мечта. Мне нужно заработать столько денег, чтобы я мог открыть ПТУ — нормальное профтехучилище, как в Германии. Хочу, чтобы там учили пекарей, сыроваров, технологов. Нужно именно практическое индивидуальное обучение: три дня учатся за партой, три дня работают на производстве. Через два-три года оттуда будут выходить подготовленные специалисты.

У нас профтехобразование умерло. Остались только какие-то ПТУ при больших заводах. Я считаю, что его недофинансировали: в 90-х годах оно было даже не на балансе регионов, а на балансе Федерации.

Я пытаюсь изменить систему образования: мы пишем программы, встречаемся с федеральными чиновниками, с министрами.

Ко мне приходят трактористы и механики, которые не могут отличить двигатель внутреннего сгорания бензиновый от дизельного. Это просто жесть. Если тракторист захочет познакомиться с профессией, ему придется делать это самому. Здесь нужно все менять. Я хочу ПТУ и чтобы они через 10—15 лет были у нас.

У меня средний возраст техслужбы 48 лет — это катастрофа для предприятия. Сотрудники стареют и умирают. Мне нужно, чтобы молодежь к нам приходила любой ценой. Мы пытаемся их привлечь.

Когда дети ко мне приходят летом на практику, они получают полторы тысячи в день. Они не такие успешные, как узбеки, которые эффективнее и дешевле в пересчете на час обходятся. Но дети нам нужны, потому что кто-то из них придет к нам. Есть у меня одна история об одном сотруднике.

С одной стороны, у нас есть практика и ребята, которые за год-два становятся сотрудниками. С другой стороны, у них нет нужной теоретической базы. А если мы говорим о нормальном подходе, нам нужно, чтобы они и теорию, и практику получали.

У нас хорошие продукты, неплохое сырье, есть покупательская способность, но у нас нет образовательных навыков. У нас отвратительные кадры. Мы пекарей нанимаем из Франции. С технологами у нас проблемы.

У нас нет проблем с деньгами. В цеху ребята получают в два раза больше, чем в офисе. Механизатор в Ростове получает 150 000—200 000 ₽ в сезон.

Обучение — самая большая дыра в корабле импортозамещения в нашей стране. Особенно она касается модернизации промышленности. Все остальное можно решить, залить деньгами. Это — нет, на это десятилетия могут уйти. И пока мы не преодолеем это, никакого серьезного промышленного роста у нас не будет.

Откуда берете оборудование для производства сыра?

Мы, например, покупаем оборудование в компании «Мистер Градус». Основатель — Костя Куцевол — изначально вообще изготавливал самогонные аппараты. Когда ввели санкции, он закупил оборудование для сыра и начал делать полные копии итальянского оборудования. Отличие одно — его оборудование дешевле раза в два.

Костя выкинул итальянское оборудование с рынка. Они с ним судились долго, но выиграть в Ярославском суде в условиях санкций у местного производителя оказалось просто невозможно. В итоге они стали у него покупать комплектующие. Теперь «Мистер Градус» вышел на 400 комплектов в год. У него там станки стоят по миллиону евро.

Иногда мы и покупаем что-то импортное, но его в России все равно будут доделывать. Есть машины, которые невыгодно в России покупать: сырных роботов, например. Их и делать невыгодно, потому что в России покупают одного-двух сырных роботов. У нас спрашивали в Минпромторге, мол, надо вам или не надо на российское производство. Мы сказали, что не нужно.

Мы вообще крутые по сельхозтехнике. Она уже на уровне иностранной. В пример можно привести комбайны Ростсельмаша с автопилотом. Я на них убирал еще пять или шесть лет назад. Трактор-робот уже тогда был на российском рынке. Сейчас они комплектуются.

Рынок оборудования стал расти, но производителям не хватало ресурсов. Мы с 57 фермерами написали петицию в Минпромторг на имя министра промышленности Дениса Мантурова. Попросили дать денег производителям техники на поддержку и на НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Денис Валентинович чуть не плакал, когда читал: «30 лет с советского времени не приходили письма от колхозников в Минпромторг». В итоге некоторым производителям дали деньги. Теперь в России можно найти хорошее оборудование до пяти тонн за одну загрузку.

Какой канал продаж эффективнее: в офлайне или в онлайне?

Олег ищет партнеров для открытия новых торговых точек

А в пандемию какой канал приносит больше?

На короткий момент продажи просели почти в два раза. Мы начали организовывать доставку. Во время острой фазы пандемии она месяца три-четыре хорошо качала: мы в разы увеличили объем поставок. Затем доставка перестала приносить много результатов и экономика перестала складываться. Мы решили, что не будем пока сильно тратиться на доставку и будем открывать точки, повышать их эффективность.

В следующем году или через год будем повышать эффективность каждой точки и прикручивать к ним доставку. То есть так же, как сейчас Ozon пытается с кем-то прикрутить доставку и развоз. Либо с ними, либо сами будем делать. Надо садиться считать будет.

Как считаете, маркетплейсы — хороший канал продаж для фермеров?

Пока я не знаю фермеров, которые в большом объеме отгружают через маркетплейс. Но тема перспективная, если говорить об Ozon, а не о фермерских маркетплейсах. Знаю пчеловодов из разных регионов, которые фигачат тоннами мед через маркетплейсы вроде Ozon.

Маркетплейсы пока еще не везде стреляют. Знаете, это как роботизация: где-то стреляет, а где-то не стреляет пока. Например, роботизация в доильном блоке пока неэффективная, а вот сырный робот — эффективный. В молочке и во фреше пока тяжеловато.

Если пофантазировать, маркетплейс может быть крутой точкой для продажи в личных подсобных хозяйствах. Например, кто делает иван-чай в Бурятии, не сможет продать на местном рынке, если не организует себе сбыт. Для них маркетплейсы — хороший выход.

Или взять бабушек, которые выращивают картошку и продают на обочине. Если мы придумаем, как сертифицировать эту бабушкину картошку и два гектара земли, она сможет продавать через маркетплейс, и мы так можем снизить цены на продукты в магазинах. Это разрушит монополию торговых сетей.

Пока мы не можем победить монополию торговых сетей — мафия бессмертна. Мы пытались много раз. Например, общались с федеральными министрами. Все бесполезно — у них бабки и лоббисты.

Стоит ли начинать бизнес в сельском хозяйстве сейчас?

Надо смотреть ниши. По сырам — можно, но залезть тяжелее будет. Хорошая тема — рапс. Несколько лет ягоды были клевой темой — офигенная была рентабельность. По яблокам рентабельность хорошая — у нас не хватает яблок.

Минсельхоз кредитует под субсидированную ставку — под четыре процента реально взять. Есть и другая помощь: на ввод земли в оборот, гранты для маленьких компаний, чего-то еще можно получить.

Вообще, можно в России заниматься бизнесом или нельзя? Это знаете как? Свинья грязь найдет. Если ты нормальный предприниматель, ты найдешь, как заработать. А если это не твое, то ты этого не сделаешь. Можешь работать где-нибудь в банке, если не твоя тема.

Я вот не умею ни рисовать, ни писать, ни петь. А вот бизнесом я умею заниматься.

С какими проблемами сталкиваются начинающие сыровары без больших ресурсов?

Новичкам сложно, потому что наша страна сшита и сделана для крупного бизнеса. Малому бизнесу трудно развиваться, несмотря на попытки, ужимки, совещания в правительстве.

СанПиН. Все наши СанПиН сделаны для крупного бизнеса. Маленький бизнес не может выполнить СанПиН. Даже наша сыроварня не может выполнить наши СанПиН. Меня могут закрыть, потому что я никогда не смогу его выполнить. Он так написан, что это технически невозможно.

Маркировка. Работать стало сложнее, потому что появилась еще и маркировка к молочной продукции. Мы должны каждый кусочек сыра, каждую банку йогурта в систему забить. Алишер Усманов разработал систему маркировки «Честный знак». Она теперь стоит 20 млрд. Это база данных. Мы все платим 50 копеек туда с каждой банки йогурта, чтобы на ней появилась маркировка.

С какими проблемами столкнулись из-за введения маркировки?

Мы обратились к министру Денису Валентиновичу. После этого маркировку молочной продукции перенесли на год. Нас маркировка коснулась, но не сильно.

Крупный бизнес худо-бедно справляется с маркировкой. У них стоят модные ERP, 1C, базы данных, оборудование. А по малому бизнесу маркировка катком ездит.

Я знаю небольших фермеров, которые сейчас работают с «Честным знаком». У них виснет все это: интернет, соединение с базами, периодически сама база — она сырая, вот и падает.

Даже предприятия закрываются из-за этого. Все говорят:

Когда в компании два-три человека, как у Славки в Королеве, тебе надо все промаркировать, в базу забить и отправить. Эта маркировка для малого бизнеса в нашей отрасли — колоссальная проблема.

Самые большие проблемы у тех, кто работает в 1C и пытается ее законнектить с «Честным знаком». У нас была некая 1C, но чуть сложнее, чем обычно. Там была проблема с интеграцией и проблемы с выходом кодов.

Маркировка нужна, только чтобы бороться с контрафактом. Тему изначально притащили шубники — у них проблема с нелегальным ввозом шуб. Им это выгодно.

Для нас в маркировке нет смысла. Прослеживаться она не дает — прослеживаемость по молочной продукции дает госсистема «Меркурий»: государство и так видит, сколько молока мы приняли, сколько продукции выпустили и куда отправили.

Каким должен быть предприниматель, чтобы его предприятие было успешным?

Я не знаю, какие качества нужны. Сидеть и придумывать, как из букв «ж», «о», «п», «а» составить слово «счастье». Я вот постоянно занимаюсь этим.

Наверное, нужно быть авантюристом, но не отмороженным. Уметь рисковать и понимать, что ты иногда можешь проваливаться. Только этим заниматься и больше ничем. И надо жертвовать много чем.

Когда падаешь, пытаться встать и подняться. Это тяжело. Многие проходят через банкротство, у многих чего-то не получается. У меня вот первый бизнес не вышел. Помню, взял 15 тысяч долларов в долг и отдавал их потом. Так бывает.

Не можешь ползти — хотя бы по направлению к мечте ложись. Просто стараться, долбить, смотреть. Искать варианты! Искать. Думаешь: сейчас вот так крутим, потом вот эдак сделаем. Нужно думать, как это сделать. Искать ниши, контакты. Договариваться со всеми.