МГУ-геофизика — научно-исследовательский центр, они ездят в экспедиции в Арктику и изучают мерзлоту. Это опасные поездки. Однажды команда месяц провела на почти отколовшейся льдине.
Руководитель компании Андрей Кошурников рассказывает, как центру удается заработать деньги в таких условиях.
Коротко о бизнесе
Мы не кабинетные ученые
МГУ-геофизика — проектно-изыскательный центр. На практике это значит, что мы изучаем объекты прямо на месте, а не у себя в офисе. Сейчас расскажу подробнее.
Наше ключевое направление — геофизика. Если упростить, мы изучаем, что находится в недрах земли. У нас в арсенале разные методы: электро-, магнито-, грави- и сейсморазведка. Это все помогает понять, подходит ли земля для определенной цели или нет. Например, есть ли здесь месторождения, можно ли на этом месте что-то построить или проложить трубу.
Еще мы выполняем заказы по бурению скважин. Для этого извлекаем из земли породы, изучаем их характеристики и моделируем, как в этом месте строить газопровод. Допустим, разбираемся, на какую глубину нужно устанавливать сваи.
После экспедиции начинаются лабораторные исследования. Мы сами проводим анализ, а потом сравниваем свои результаты с данными других ученых, которые работали в похожих условиях. Эта технология позволяет найти закономерности, которые пригодятся нам в работе.
Мне скучно просто работать в Москве. Если честно, скучно становится через пару дней после возвращения, но минимум девять месяцев в году приходится работать в городе.
Советы из книг: как продвигать продукт и растить продажи
Зарабатываем на заказах от нефтегазовых компаний и вкладываем деньги в оборудование
Мы работаем с двумя типами проектов. Первый — научные проекты, мы их делаем по своей инициативе, или к нам обращаются другие ученые. Мы с них не зарабатываем. Академия наук оплачивает нам топливо и продукты, но прибыли нет.
Второй тип проектов — коммерческие. Их заказывают крупные компании уровня Росатома или Газпрома. В среднем наш оборот по коммерческим заказам за год — 300 млн в год. Почти всю прибыль мы вкладываем обратно в компанию.
Некоторые заказчики — выпускники нашего же университета. После кафедры геокриологии в МГУ они идут работать в Роснефть, Газпром. И когда появляется сложная задача, возвращаются к нам как к специалистам, потому что спросить больше не у кого.
Если заказчик у нас не учился и лично нас не знает, он приходит к нам через сарафанное радио. Специалистов, которые работают на мерзлоте, немного, все друг друга знают и понимают, кому можно позвонить.
Почти все деньги, что получаем за проект, вкладываем в компанию. Больше всего тратим на закупку оборудования — до 50%. Это непрерывный процесс: более дорогое и точное оборудование помогает брать еще более сложные и дорогие заказы.
На зарплату основателей компании и сотрудников остается 30%, на эти деньги мы и живем. В 2022 году у нас в команде 15 человек.
На что тратим деньги от заказов
Помогли Чукотке остаться со светом
Как-то мы выполняли задание Росатома. Чукотка могла остаться без света, и надо было быстрее определиться с решением проблемы.
Около 30 лет электричество на Чукотке обеспечивала Билибинская АЭС, но у нее заканчивался срок эксплуатации, причем раньше времени. Планировалось, что она прослужит 50 лет. На Севере атомная станция перегревает под собой льдистые грунты, породы деградируют, и фундамент начинает оседать. Если дальше продолжать использовать станцию, это чревато катастрофой.
Строить новую станцию невыгодно, потому что она тоже быстро выйдет из строя. Надо было найти альтернативу.
У ученых МорНИИпроекта, это научно-исследовательский институт морского транспорта, появилась гипотеза — не обязательно строить станции на суше, давайте перенесем на воду. Энергоблок можно разместить на плавучем понтоне, он будет охлаждаться в воде, так что прослужит дольше станции.
Еще один плюс такой конструкции — мобильность. Если понадобится подать электричество в другой регион, куда-нибудь на Таймыр, энергоблок можно перевезти по воде.
У этой идеи было много противников. Они опасались, что из-за горячего энергоблока в воде берега начнут таять вплоть до Гренландии.
Мы поехали проверять гипотезу. Нужно было взять образцы пород, собрать их данные — влажность, льдистость, пористость — и смоделировать ситуацию на компьютере. Раньше мы делали такие исследования в настоящем аквариуме, создавали модель с нужными температурами, а сейчас делаем это в специальных программах.
По нашим расчетам, все должно было быть в порядке, теперь берег не будет отступать и таять. В итоге на Чукотке появилась атомная станция «Академик Ломоносов» с плавучим реактором.
Провели месяц на льдине
Однажды мы были в санно-вездеходной экспедиции в дельте Лены. Наша задача — определить, насколько далеко мерзлые породы от берега уходят на шельф.
У нас был большой отряд: ученые, водители вездехода и тракторов, механики. Шли по льду колонной, тракторы тянули нашу лабораторию, кухню и «домик», в котором находились мы, ученые.
Когда отошли на 200 километров от берега, началась пурга. Это обычное дело в Арктике. Топливо есть, еда есть, так что мы не волновались. Но когда через два дня откопались из снега, увидели, что лед начал откалываться и мы уже практически плывем на льдине.
Если лед провалится, можно сразу пойти на дно, просто не успеешь выпрыгнуть из кабины
Трещина была около полуметра, так что люди могли бы ее просто перепрыгнуть. Но трактор через нее уже не проедет. Даже пробовать опасно — он весит 30 тонн, так что, если лед провалится, можно сразу пойти на дно, просто не успеешь выпрыгнуть из кабины.
Когда водители увидели трещину, они захотели сняться с места. Водители — местные жители и хорошо знают, насколько опасно оставаться на льдине. Они предложили ехать вдоль трещины и искать место, где она еще не так разошлась, чтобы проехать на землю.
Водителей, конечно, можно понять, но мы хотели закончить работы по плану. Не каждый год у нас получается организовать экспедицию. Когда уже закупил топливо, договорился с техникой, собрал коллектив из разных стран, просто невозможно отказаться от исследования. Нет, работаем до конца.
Проснемся утром — а тракторов нет. Кто нас тогда заберет?
Мы поняли, что водители уже готовы уехать без нас. Буквально, проснемся утром — а тракторов нет. Кто нас тогда заберет? Вертолеты не смогут подлететь из-за ветра, а ледоколы могут быть далеко и не станут менять курс из-за группы ученых.
Целый месяц пришлось сторожить водителей, чтобы они не уехали одни. Убеждать, просить и уговаривать их каждый день. Ученых было больше, чем водителей, и мы по очереди дежурили и приглядывали за ними, и днем и ночью. Чтобы, если вдруг водители начнут собираться в путь, как-то их остановить и в который раз убедить остаться. Так мы прожили на льдине 30 дней.
В самом конце экспедиции с полюса подул северный ветер. Он прижал льдину обратно, так что трещина исчезла! Мы могли легко вернуться на берег. Ну, если это можно назвать «легко». Водители тракторов гнали с такой скоростью, что лед за нами расходился и проваливался.
Вообще, так часто бывает. Мы говорим: «Давайте рискнем». Природа видит это и думает: «Ого, ничего себе!» И как-то нам помогает. Такой вот шаманизм ученых.
Экономим на еде, но не голодаем
Расскажу немного о нашем быте в экспедициях.
Обычно у нас очень простой рацион: тушенка с рисом, тушенка с макаронами, сало, чай с сахаром. В начале пути еще есть шоколадки и печенье, но они заканчиваются через несколько дней.
На еде мы стараемся экономить: все должно быть калорийным, но без изысков. Лучше мы потратим как можно больше на топливо. Будет обидно, если не сможем зайти на несколько километров дальше из-за того, что потратились на дорогой продукт, например, на запас сушеных бананов.
Живем в помещении, которое называется «балок». Это что-то типа домика на санях, только стены из досок. Внутри мы устанавливаем дровяную печку и наши приборы.
На запах кухни приходят медведи, а песцы разворовывают запасы еды
К нам часто приходят белые медведи. Они могут почувствовать запах еды с кухни за несколько километров. Вообще, это не так страшно, они ведут себя дружелюбно, медведи же у себя дома и не видят в нас опасность. Бывает, что мы отходим на километр от стоянки и вокруг нас никого. Так что, если бы медведи хотели, они по одному нас бы и съели.
Если медведь идет на меня, я не могу в него стрелять. А если вцепился в ногу, вот тогда можно
Когда видим медведя, мы, конечно, в напряжении. Белый медведь — краснокнижное животное, и стрелять в него можно только в случае самообороны, иначе есть риск уголовного срока. Как я понял, если медведь идет на меня, я не могу в него стрелять, а если вцепился в ногу, вот тогда можно.
Тут еще одна опасность для руководителя экспедиции: если медведь поранит кого-то из участников группы, отвечать будет руководитель. Так что лучше вообще поменьше встречаться с медведями.
А вот песцы людей боятся и нападать не будут. Но они селятся рядом с экспедицией и разворовывают продукты, прогрызают ящики — и деревянные, и даже пластмассовые. Так что еще вопрос, кто хуже — песцы или медведи.
Опасны только бешеные песцы. Мы таких видели, их сразу можно отличить. Он бежит не от человека, а на человека. Но если как-то оттолкнуть его и не дать себя укусить, песец не будет продолжать на тебя бросаться. Обычно просто меняет направление.
Часть наших сотрудников — преподаватели в МГУ
Наш центр называется «МГУ-геофизика» из-за любви к МГУ. Формально мы никак не связаны, наш центр и вуз — две разные компании. Но в реальности нас многое объединяет.
Часть наших сотрудников преподают в МГУ. Лекции можем вести прямо из экспедиции, обычно из рубки нашего судна. Если один из нас занят, его подменят. Например, сейчас моя очередь работать на льду, я выхожу на смену, а мои лекции читает наш главный геолог, Алексей Гунар.
В районах, где есть интернет, общаемся со студентами по Zoom. Но, конечно, это не везде возможно, поэтому в следующих поездках планируем работать со спутниковой связью VSAT. Обещают стабильную работу.
Думаю, для студентов интереснее, если преподаватель знает не только теорию науки, но и сам ездит в экспедиции. Ребятам хочется подтверждения, что они правильно выбрали направление, что все эти исследования важны и нужны, есть заказчики. Преподаватель-практик помогает им немного представить свое будущее.
Когда я рассказываю про рейсы, даже атмосфера в аудитории меняется. Пока даю теорию, все равно стоит шум. А как только на проекторе вывожу фотографии из Арктики, сразу тишина. Все слушают, даже те, кто пришел учиться ради диплома МГУ и не собирается становиться геологом.
Рассылка: как вести бизнес в России
Каждую неделю присылаем самые важные новости бизнеса, разборы законов и инструкции, которые помогут вести свое дело
Вывозим студентов в Арктику за свой счет
Мы помогаем МГУ организовывать практику и вывозим студентов изучать мерзлоту. Ребята, которые приехали учиться из центральных или из южных регионов, только теоретически могут представить себе, что это такое. Но они не почувствуют, что значит холод и пурга, пока сами не увидят их.
В организацию практики студентов мы вкладываем до 10% от оборота. Это не приносит нам заработка. Мы просто радуемся, что можем показать им настоящую работу.
У студентов есть два варианта практики — производственная и учебная. На производственной практике — работа с настоящим заказом. Например, есть задание — отбирать образцы грунта, упаковывать их, делать этикетки. За выполнение студент получает оплату.
А учебная практика проходит так: сначала студенты приезжают на участок работ, который им заранее «подготовили» преподаватели, все осматривают. Потом получают приборы, чтобы делать замеры, и в конце дня составляют свою карту. На карте нужно указать, где, по их мнению, льды, где мерзлые и талые породы, где пески или глины. По итогам практики эту карту нужно будет защитить перед преподавателями.
Следующий этап — буровая работа. Практики мы обычно проводим в Воркуте и на Ямале, там в августе на улице может быть жара. А студенты буравят землю и достают фрагмент мерзлой породы, которая тает у них в руках. Это чудо даже для нас, хотя мы были в таких поездках десятки раз.
Студенты вырастают до руководителей экспедиций
Специалистов в нашей сфере не так много, и нам нужно растить себе смену, иначе бизнес встанет. Так что мы присматриваемся к тем, кто хорошо себя проявил на практике, и приглашаем участвовать в рабочих экспедициях.
Когда мы берем новичков, они проявляют себя по-разному. Те, кто в начале много болтал и шутил, через несколько дней могут приуныть. Им самим уже нужна поддержка товарищей. А те, кто вначале был неуверенным или ворчливым, потихоньку берут на себя больше ответственности и находят свое место в команде.
Иногда нам приходится немного обманывать новеньких, чтобы их успокоить. Например, говорим: «Ничего страшного. Если что-то случится, мы позвоним через спутник, вызовем за нами ледоход». Они успокаиваются и спокойно работают дальше. А в реальности дозвониться не так-то просто, связь может сбоить. Но если новичок нервничает, мы, конечно, не рассказываем о трудностях.
Пусть лучше читает, чем от отчаяния уйдет в снега
А еще есть ребята, кому экспедиции не подходят. Они перестают общаться и не участвуют в общих разговорах, не приходят на завтрак, обед и ужин. Если новичок просто читает книжку, я его даже не трогаю. Пусть лучше читает, чем от отчаяния уйдет куда-то в снега.
По моему опыту, если человеку очень тяжело в первый раз, значит, просто психика так устроена, ему не подходят условия экспедиции. Но это не делает человека плохим специалистом, он может прекрасно управлять работами с земли.
Расскажу историю моих студентов — Алексея Гунара и Ермолая Балихина. Ребята отлично учились, и я начал привлекать их к нашим научным проектам на шельфе. Сначала они просто выполняли мои указания, когда мы ходили вместе в рейс. Но в непредвиденных ситуациях на море находили решения, казалось бы, в безвыходном положении.
Случай с Алексеем. Первая ледовая экспедиция Алексея была в 2012 году на шельфе моря Лаптевых. Он честно отработал ее и многому научился, поэтому на следующий год пошел в экспедицию уже начальником отряда.
В 2015 году он прошел проверку на прочность и смекалку в море. Мы впервые взялись за измерение температур в скважинах на шельфе. Понятно было, что делать, но как — не ясно. Договор с клиентом, Газпромом, уже подписан, поэтому у нас было два пути — разработать и продемонстрировать новую методику или стать недобросовестным подрядчиком.
Все нервничали: я в Москве, Алексей на судне, но Алексей рассчитал все правильно. Как только судно сошло со скважины, из-под днища всплыл радиобуй и начал передавать в эфир результат: данные о температуре в скважине. Это была победа!
Газпром еще больше поверил в нас, а Алексей стал уверенным в себе и занял пост главного геолога компании.
Случай с Ермолаем. В 2017 году Алексей пригласил в рейс Академии наук студента 3-го курса — Ермолая Балихина.
Работать Ермолаю нравилось, он начал регулярно ездить в экспедиции, но казалось, что не все получается, иногда вел себя как-то неуверенно. Если честно, иногда я сомневался, справится ли Ермолай, подходит ли ему все это.
И вот в следующий академический рейс он пошел без своих руководителей. Не было ни меня, ни более опытных товарищей, например Алексея. Ермолай впервые сам оказался руководителем.
Мы были спокойны. Подготовились к работам самым основательным образом: закупили новые электроразведочные косы, проверили аппаратуру возле офиса в импровизированном бассейне и с чувством выполненного долга проводили Ермолая в рейс. Что могло пойти не так?
Начались работы, первый звонок с судна: «Оборудование подключено, провода заведены, первый спуск забортного оборудования назначен на 2 часа ночи по Москве».
Искры из источника тока! Это можно вообще починить?
Но тут второй звонок: «Коса длиной 1 километр не выдержала натяжения и оборвалась, потеряны 3 из 4 каналов». Третий звонок: «Искры из источника тока, это можно вообще починить? У нас электромеханик на ноль фазу подключил…»
Поясню одну деталь. После каждого такого звонка следуют несколько часов или даже дней непрерывной работы. На корабле чинят то, что могут, а мы в это время в Москве ищем контакты поставщиков и узнаем, как чинить то, с чем на корабле не разобраться самим.
В это время на судне ученые из разных коллективов РАН негодуют: «Пока вы чините оборудование, закончится срок экспедиции и мы не успеем провести свои исследования».
Конечно, в РАН нас многие уважают и поддерживают. Поэтому Ермолаю старались помочь, например бессменный научный руководитель наших научных ледовых и морских экспедиций с 2012 года, член-корреспондент РАН Игорь Семилетов.
Если не запустимся, РАН больше не пригласит в международные рейсы
Аппаратура не работала и задерживала продвижение судна, пока не получалось починить. Напряжение нарастало: было понятно, что, если мы не запустим измерения, РАН нас больше не пригласит в международные рейсы.
Сначала Ермолай звонил нам и спрашивал, что делать. Но ответы не слишком помогали, потому что ситуация на борту слишком быстро менялась. Например, мы про одну неисправность расскажем, а при шторме обрывает что-то еще. Да и мы не видим своими глазами, что происходит.
В какой-то момент Ермолай звонить перестал. Сам разобрался и последовательно запустил все оборудование.
Когда он пришел из этого трудного рейса победителем, уже не было сомнений, что теперь он может сам руководить экспедициями. У него даже голос изменился. Теперь, если что-то нужно, Алексей просто ставит задачу, а Ермолай сам решает, как это организовать, что закупить, когда выйти в рейс.
Что вас поразило больше всего в истории ученых? Делитесь в комментариях.